По обочинам дороги, ведущей в Припять, мелькают там и сям щитки с
радиационным «пропеллером». За проржавевшими рельсами железной дороги
похоронен «рыжий лес» - те четыре квадратных километра сосен, хвоя
которых после аварии на четвертом блоке за считанные часы под
воздействием радиации поменяла цвет с зеленого на рыжий. Даже сегодня
фон там такой, что редкие машины работников зоны проезжают по этой
дороге с большой скоростью и наглухо закрытыми окнами. По другую сторону
дороги уже разрослись молодые сосенки, над которыми возвышается на
расстоянии пары километров уродливое здание «саркофага».
На
некоторых зданиях до сих пор красуются бодрые лозунги компартии, но
жуткая, неправдоподобная тишина, царящая в этом мертвом городе,
заставляет сердце тоскливо сжиматься.
Брошенный
город, бывший когда-то процветающим обиталищем атомщиков, выглядит
страшнее, чем развалившиеся села. Там прогнившие деревянные дома как-то
вписываются в общий фон постсоветской разрухи в деревнях, и смотрятся не
в пример «натуральнее» бетонных многоэтажек возвыщающегося над мертвым
городом «чертова колесо» с веселенькими желтыми кабинками. До
строительства атомной станции и Припяти, этот район был бедноватым, с
редкими селами. Реактор вдохнул в него жизнь, он же ее и отнял.
Огромные,
чуть облезлые надписи на зданиях все еще зазывают посетителей в кафе, в
мебельный магазин, гостиницу «Полесье», дворец культуры – посетителей,
которые не приходят уже 17 лет. Застекленные окна квартир до сих пор
плотно закрыты хозяевами, опасавшимся зараженного ветра. Аккуратные
дворики с детскими горками и качелями потонули в рощицах молодых
деревьев, и на ядовитом снегу алеют красные ягоды шиповника. Иногда
бывшие жители Припяти затрудняются найти свой дом, петляя в машине по
дорогам, часть которых уже завалена буреломом, и рефлекторно сигналя
пустоте.
Из открытых
подъездов тянет запахом плесени. Вход в первый подъезд дома номер 11 на
улице Курчатова перекрывает дерево, выросшее прямо из решетки
водостока. Огибая его жесткие ветви, прохожу внутрь.
Штукатурка осыпается со стен, из какой-то трубы, прорванной неизвестно в
каком году, течет вода. Одни квартиры плотно закрыты на ключ,
двери других распахнуты настежь – сначала в них побывали хозяева, потом –
мародеры, которых за бедностью не остановила даже боязнь радиации.
Стандартная планировка, стандартная мебель, по полу разбросана обувь,
одежда, книги... В одной из квартир стоит разломанное пианино... Часть
квартир сохранились так, как будто люди исчезли оттуда по мановению
какой-то злой волшебной полочки. И сейчас ветви деревьев все смелее
постукивают в окна, грозя разбить стекла и ворваться в дома.
Ворота
детского сада «Янтарик» гостеприимно распахнуты. Маленькие деревянные
столы и стульчики разбросаны по всему помещению, деревянные кубики
пылятся в ящиках, на полочках – деревянные пирамидки... Под
цитатой Крупской: "Мы должны растить здоровых и крепких детей", - сидят
в обнимку на детских шкафчиках осиротевшие и полинявшие кукла и
плюшевый мишка. Рядом - маленькие противогазы, покрытые толстым слоем
пыли.
До аварии, в
Припяти жили в основном работники станции и их семьи. Через несколько
дней после аварии, когда радиационный фон на улицах города достигал
полутора рентген в час, в 1000 раз больше нормы, из города были
эвакуированы 47 тысяч жителей. Кроме одного, который, по легенде,
сторожил завод "Юпитер", надрался спиртом, и проспал эвакуацию...
Иногда
в брошенных квартирах находят пристанище преступники. Может, именно
поэтому на работниках милиции на въезде в город – вместо защитных
костюмов - бронежилеты.
Шагая
по бульварам этого города призраков, невольно лезут в голову дурные
мысли, что именно так будет чувствовать себя последний человек на земле,
гуляя по пустому городу, минуя застывшие строительные краны, облезлые
лозунги на стенах, пустые телефонные кабинки и голубые ели, торчащие на
бульварах среди дикой молодой поросли, как хрустальный дворец в
трущобах. Лет через 10 дома окончательно поглотит растительность, мир
изменится, а этот город так и останется жутким разваливающимся
памятником непонятно чему, с бессмысленными указателями на мертвые
улицы.
По
пустой улице трусит по направлению ко мне собака. "Черт", - думаю я, и
прибавляю ходу, припомнив одну из чернобыльских рассказок про то, как
волк сожрал собаку на привязи. За первой собакой из одного
из дворов вынырнуло еще одно такое же животное неопределенной окраски, и
неторопливо потрусило вслед за первой. Впрочем. Повели они себя вполне
дружелюбно. Как выяснилось, собака Муха вместе с мамой Муркой живет на
КПП у Припяти, а в будке за колючей проволокой копошатся 9 маленьких
щенят, которых с удовольствием разбирают работники станции...
-
А они... Нормальные? – с опаской с прашиваю я, предполагая, что в таком
месте девять маленьких щенков вполне могли оказаться... ну, скажем,
одним несросшимся большим щенком...
- Вполне, - кивают охранники.
"Неужели город так и останется стоять пустым? – спрашиваю Сергея Саверского. – Жутко как-то..."
-
А вы посчитайте, во сколько обойдется сравнять его с землей. В 87-88
годах провели дезактивацию города, причем не только с радиацией была
проблема.
Тогда же 45 тысяч
человек вывезли за 3 часа. Люди, уходя, как они думали, на пару дней,
оставили полными холодильники, собак и кошек заперли в квартирах... И
когда через несколько месяцев открывали квартиры – можете себе
представить, что там было. Позже, людям позволяли после проверки на
радиацию что-то вывозить из менее «грязных» районов... Первый район
пострадал больше всех – у него окна выходят прямо на станцию... В 86-м
город решили сохранить «теплым» на зиму, продолжали обогревать дома.
Потом отопление отключили, трубы полопались, во всех домах сейчас
протекает водопровод... В итоге что-то придется с городом делать. Но
жить тут нельзя.
- Так почему здесь работают люди?
-
Специалистам положена другая норма радиации. Пролезть в зону не так уж
сложно – как только забор восстановили, тут же появились 5 новых прорех.
Просто каждый знает, чем он рискует.
|
